- Жениться тебе надобно, - Солоха с нежностью смотрела на своего могучего сына.
- Это на ком, мамо? - сдвинул мохнатые брови кузнец. Но от проницательного взгляда матери не укрылось, как изменилось на мгновение лицо Вакулы.
- Это, сыночек, пусть сердце твое подскажет, - мягко ответила Солоха. - Иди, прогуляйся, подыши морозцем, да подумай.
Кузнец, стоя у порога, еще некоторое время смотрел на мать. Его кадык двигался, будто он силился что-то сказать. Солоха привыкла к этому и, не обращая более внимания на сына, вернулась к домашним хлопотам. Не было равных Вакуле во всей округе по силе и умению, и в кузнице был он смел и быстр, и слава о нем гремела далеко за пределами губернии. Но оседлывать мысли кузнец не умел - слыл тугодумом. Впрочем, даже владел он грамотой сносно, и в дурачествах замечен не был. Не мысли его кормили, а кузница.

Эх, что это была за кузня! Сваленная из огромных, в два обхвата, бревен мореного дуба,приземистая и крытая грязно-бурым от дождя и времени железом, с торчащей трубой, из которой почти всегда валил дым, пронзаемый острыми и злыми искрами горелого железа, она стояла одиноко, на порядочном удалении от села. Говоря по чести, славой она пользовалась дурною, и в эту сторону не ходили ни бабы за грибами-ягодами, ни мужики за дровами. Нет, снаружи кузница была вполне себе обычной, каких много в Малороссии, но вот внутри...

Горе мне несчастному, разве смею я рассказывать, что было внутри? Даже знаменитый писатель того времени, длинноносый, с бледным лицом и горящими сумасшедшими глазами, с космами нечесанными и немытыми, цвета воронова крыла, почти единственный, кто входил в дьявольскую кузню без страха - и тот ничего не стал описывать про нее. Хотя известен был своим похабным языком он был не только в Малороссии.

Куда ехал этот бумагомарака - доподлинно неизвестно. Но недалече от села Вакулы лопнула ось у его тарантаса, да так здорово, что хочешь - не хочешь, а без кузнеца не обойтись.

Одетый в городской сюртук, переступил он порог сумрачного царства и огляделся. Стены, почерневшие от квасцов и купороса, мыла и сажи, освещаемы были лишь красными отблесками горна. Пламя играло, и тени плясали на стенах, рассказывая жуткие и морочащие истории. Смотреть на это нельзя - свихнешься. И уж тем более нельзя смотреть там на огонь в горне, и - боже упаси - на жерло над горном, где от постоянного жара вспыхивали и гасли железные искры. А если задержать взгляд - увидишь, что все они парами и тоже смотрят, и бесовски подмигивают.

Тьфу, нечисть какая! Но гостю понравилась кузня. И хозяин ее, немного прихрамывающий, с избитым оспинами лицом, поросший могучим волосом, с небольшим горбом за левым плечом, в кожаном фартуке, тоже пришелся ему по вкусу.

У Николая Васильевича - как он представился - при себе денег не было. Вообще-то это был такая бестия и пройдоха, каких свет не видывал. Больше всего он любил деньги, говорил все время о деньгах и мечтал о деньгах, но пользы от этого не было. Деньги - порождение сатаны, они делают человека несчастным и своим отсутствием, и, не приведи господи, своим присутствием, в еще большей даже степени. Но я увлекся. Вернемся же к кузнецу и его гостю.

Итак, ударили они по рукам. Договорились без денег. Как такое может быть, спросите вы? Ну, подробностей я не знаю, но слухами земля полнится. Поговаривали, что отдал щелкопер несчастный за ремонт коня своего. И это вполне может быть правдой - ибо въезжал он на каурой лошадке, а через два дня выехал на весело подпрыгивающем отремонтированном тарантасе, который уверенно тащил воронй жеребец, скалящий ослепительно белые зубы, с глазами горящими, словно железные искры в трубе чортовой кузницы.

Так, стало быть,не отдал, а поменялся гость с кузнецом? Но люди говорили, что - не было мена. Понравилась лошадка Вакуле, и потребовал он ее в уплату. Бумагомарака не возражал - что еще раз доказывает, что лошадь досталась ему не совсем честным путем, а может, если помните его сумасшедшие глаза - просто он был в приступе очередной горячки. Но спросил все-таки - а на чем же ехать-то, после ремонта, без лошади?

Ухмыльнулся кузнец, протянул свою широкую ладонь к горну, сграбастал пару неуспевших увернуться искр. другой рукой соскреб со стены сажи, добавил к искрам, потряс, перемешивая да и бросил на порог. И раздалось ржание, и встал перед ними конь невиданный, вороной, с косматою гривой и злыми глазами-искрами...

А может, и по-другому договорились - ибо, по возвращении в Петербурх,написал щелкопер книжку про кузнеца и его чудесную женитьбу. Но, как бы там ни было - приходится мне теперь, осенив себя крестом, ворошить дела давно минувших дней,ибо писака тот был лжец и отец лжи, и нельзя кривде дать разгуливать по свету.

И вот теперь, когда я немного познакомил вас с кузнецом - пришла пора переходить и к другим участникам этой правдивой истории.

продолжение следует