С позаранку, так казалось опосля ужора фгавно, ваще часов десять было, Ванюха в одних труселях ва двор вылез. Ваще мог и без труселей потрясти прицандалами, мог позволить себе, хуле, селянин, имел свой двор. Труселя семейни таки, размеру на три больше, у цветочек, бзик бля. Ну сегодни не потрясеш, кукумбер у Ванюхи словно бушприт боевого корвету обвит парусами в розу крашеными. Глянувши на данное безобразие очумело- дымчатами очами, Ванюха пошавелил тараканими усами, свернул губы гузкой и пустил сморчок. Сморчка не вышло, давил сушняк, во рту бля эскадрон ночевал.

«Ну ни блядь», «вот так всееда» ругнулся Ванюха, да яж вчерась скоки средств положил шоб этого не случилось. Вфгавно, падумал хоть самаво еби, его аш халодна патница прашибла када увидел распахнуту калитку, мало ли чё, и с апаскай пащупал жопу, фу цела. Шо правда-то правда, во дворе валялось множество пустой пасуды с этикеткой «Вермут», а так-же бычков с надписью « прима» из которых он выбрал самый «жирный» со следами помады, чиркнул откуда-то взявшивсями спичками, задымил, завалившись задницей на табурету.

«Ну ни блядь», «вот так всегда», «и знал шо таки будет», ругался Ванюха сидя на табурете. А было чё ругаца, както Ванюха необдуманно женился, свадьбу закатил, ну как пологаца, токи незадача вышла, все мужики хто стоял на ногах, поимели невесту в перву брачну ночь. Ванюха в числе стоячих не оказалси, в это время он чуть не задохнулся, почивая, мордой в оливье. С тех пор он жизнь холостяцку вёл, но природа требовала своего, так сказать надо было хоть пилоту яку. Вот и вчера, почуяв напряжение в штанах, Ванюха загнал прицеп песку, купил ящиг пойлу для аццкага отжига, но рот бля дыряв, и засосал он радимую ещё не отходя от кассы.

«Ну ни блядь», «вот так всегда», «попили, розбежались бляде», «калитку хуй закрыли», ругался почём здря Ванюха сидя на табурете, покуривая очередной бычок «прима» которыми был закидан двор. Надоб калитку прикрыть, ато щё яка зараза брипрёца, с тудом отдирая кастлявый зад от табуреты приподнялся Ванюха. Но было поздно, в раскрыту настеж калитку вперлась в наглу цаганка в розу крашену юбку, аки хозяину двору трусы. Усы Ванюхины встали торчком словно тот бобик у трусах, глаза бля аки у раку повылезли, холодна потница прашибла, навроде и в жопе забулькало. Кароче страхнул братело, недавно жопс рогатый вот бля посетил, рожи бля корчил, смеялси сцуко, Ванюха тово его бля табуретом. Ну дык любит Ванюха табуретом если шо не так, но рогатый чё, шустрый падло, жопс,чё ему зделаца, седало шипку высадило, вон до сих пор вентиляция, хули лето бля.

«Ну ни блядь», «всраца и не жить», «во напужала», «Есения, нифигасе», «кино бля» прошиб Ванюху словесный понос не смотря на сахару в глотке. Цаганка Есения, па другому не преставилась, сходу как гаврица взяла быка за рога, шото вроде деток у неё многа, хавкать нечам, мыла-стынки Хрыста ради подать хозяйну надыть. Ну Ванюха засунув граблю под копну ржавай саломы, чёт там почесал, кагбы памыслил, да и выразил шо с мылом у нёго напряг, самому морду мыт нехуем, а вот деток накормыть сало имеца, но не даром, типо баш-набаш. Ну и начал ей грузить, типо бобик его у напряге, голоден там, Есения бля аш стала пастаранам азираца, наверна искала цобачу будку, а може самого бобику не подозревая шо де вин прячеця. Почесав ищё под соломуй, Вануха добавил, шо слыхал у цаганок трещинко ни як у простых баб распологаца в доль, а поперэк, и он немедля в этом хоча убедица. При зтих словах кари глаза Есении сбежались в кучу и взгляд сфакусировался на розу крашенных трюселях.

«Ну ни бллядь», «как с хую сорвалась», орал в след убжавшей Есении Ванюха, со злостью пиная ни вчём не павинну табурету. Ваще у Ванюхи был запасной аэродром, Валюхой звалась, пасадку давала в любое время суток не смотря на пагоду, но токи ревнивый диспетчер Серёга врубал посадочные агни при наличии бутыля. Есть бутыля знать свой, пасадка, пажалуста. Нет бутыля, чужой бля, поварачивай нах, ибо включит комплекс ПВО, пробить одному таку мощь равносильно плевать супротив витру. Ванюха пробовал плевать, правда в лоб вернулся плевок усиленный мощью табурету. Ванюха не такой шустстряк аки рогатый, харашо паставленый удар съжог синим пламенем пахотливи мысли, шишка бля на всю репу желание напрочь отшибает. Серёгу апосля он спаймал, настучал тумаков па темяшке, пагаварили па душам, диспечер клятвена абещал пасадку без всякого акцизу аки вип персоне, на шо Ванюха аш саплю пустил и угостил пабитого барматухой (вино таке, хто незна) и крабу пажал. Той же ночью, хуле там ждать, Ванюха решил праверить свой статус, но каварный уёбок диспетчер в заместо пасадачных агней врубил ПВО, которе срыботала аш дважды, раз по репе, два по сопатке.

«Ну ни блядь», «полный пиздець», Ванюху аж трясун прабил ат васпаминаний. Тады ебана табурета первым ударом зожгла в Ванюхиной бесталковке милён, не меньче, пасадачных агней, са втарым эти агни из сплюснутай галавы брызнули через глоза, аставив фиалетови падпалины ат уха да уха. Патом ещё неделю Ванюха наблюдал нимбу, сматрясь в зерколо трюмо, аки у святога, это наверна те сами агни врощались па арбите акруг бесталковки. Паммыслив немнога Ванюха решил что ревность не излечима ваще , токи временно притупляца бутылей, каторой в даный маменТ в налчии небыло, а праверять на прочность табурету желание напрочь атсутствовало. Галава бля адна у Ванюхи, а табуреты у Серёги в зопасе имелись. Пожевав прокопченый ус, Ванюха пачапал к колодезю спатыкаясь через пустые бутылки, хлебнуть вадицы.

«Ну ни блядь», « а я туточа адьськи муки терплю» просипел в конец обезвоженный Ванюха, у колодезя в цыбарке залитой водой торчали горлушки, покрытые люминем блестящими бескозырками, винные чебурашки. Не долго думая, можа вабче не думая так сказать автуматом, страждущий Ванюха зацепил одну своей клещнёй и вцепился в бескозырку коричневыми от никотину зубами, рывок зверя и рвана пробка полетела проч. В запрокинуту к верху пасть, вино лилось аки в прорву при это даже кадык не дёргался. Умел употреблять зельё, другие, хуле там, дудолят словно младенцы какие, гамно чрез тряпочку сасуть, а Ванюха на зависть карифанам раз и вылил у себя. Правду был один недостаток, глаза закрывал при этом працессе паглощения да и слух отключался, кароче к превеликому агарчению сабутальников не видал дозы и не слыхал яростне хвать-хвать. Вихрем апусташонный пузырь атправися в ящиг, пасуда тож деник стое, глаза у Ванюхи заблестели словно нови пять капеек, да уха паслышался скрып закрыаемой калитки.

«Ну ни блядь», «Есения вернулась», «спеклась курва и калитку прикрыла», Ванюха аш визжал словно паросёнок с каторого драли сало для цыганки, благо глотку токи прамачив. Есения сразу таргаваца стала тыча пальцем в шмат, маловат, за такой она пагодать може, то чё чевовый кросавчег хоче надо ручку пазапатить, при этом энергично пашуршала тремя пальцямы перед вытянутым шнобелем Ванюхи. Но рыжеватого прайдоху не просто ахмурить, не даром если там сабутыльникам надо чё загнать, то луче Ванюхи не найти, чё пачем знал, херушки прагадает да и себя радного не забудет, все давольны и нос у табаке. Раз правда асечка вышла, загнал у долг алмазный звукосниматель Валохе, а тот суко бабки зажал, типо нихуя галовки никакой не брал и пиздец. Кароче Ванюху вазмутил такой расклад, прихватив чувага Дана на сякий пажарный так как Валоха был иблан и мог выкинуть каня. Визит бля тада бля стыдна вспомнить закончился плачевно для абоих. Валоха сходу залепил аплевуху Ванюхе, шо бедолага аш зарылся в куст винограду, Дан же не растерялся и принялся мутузить наглеца.

«Ну ни блядь», «хуйня случилась», «срамота», Ванюха тода выбравшись из пут куста решил принять участие в экзекуции, хуле душа жаждала атмщения, схватил табурету, Серёгина школа да глаз кривой а може кантузило бедолагу, заебенил са всей дури Дана па затылку чем очень аблехчил участь ужо изрядно пакоцанога Валохи. Пака Дан с ачумелыми глазами атдыхал, в уголке, прсланившись к прахладному фундаменту, Валоха время заздря не терял, из паследних сил уцепивши Ванюхину шевелюру истошно орал благим матом зовя на помощь радню, коя ужо павыскакивала, хором выла и звала ментуру. Пришлось срочно ретироваца, результат рейда, у Дана агромна шишка на башке, у Ванюхи праплешина как тонзура у католического монаху, к таму же азлоблёный Дан за громоатвод затребовал кампенсацию. Прахмелевший Валоха, испугавшись репресий на следуще утро вернул таки монету и трофей, волостя замотани в газетку, издевался тварь, амож чужого не надо но причесон из них даже гомик цирюльник в парихмахерской у базара не исправит, разве шо, приклеить.

«Ну ни блядь», «гадать», «да я и так знаю чё было, чё есть, и чё премии не видать как сваих ушей», падумал немнога добавил неуверенно «и с работы зафтра папереть могут», прагулы у Ванюхи частенько случались. Ну сала шматок втарой паследний дабавить можа, больша дать нех, самому теперича жердёлами закусывать придёца. Не давая Есении вставить славцо прадалжал чё деник у него не водица, были-б хер его дома кто нашел, и если не сагласна то он её незадерживает и он щас на запасной двинет. В случае палажительнаго атвета, проше пани в апачивальню, а патверждение сваих слов привалок сало. Есения удавлетварённо кивнула но сказала что в апачивальню она не падёт так как на автобус апаздывает, задрала в розу крашену юбку, пад каторой небыло в наличии трусов и стала раком па среди двору.

«Ну ни блядь», «пиздят сцуки», взвыл вахуе ошалевший от такого диву Ванюха, сквозь брюнетисту бахрому прасматривалась трещинко савсем как у абыкнавенных баб. С ходу впереть кукумбер не удалось, трещинко бала тесновата и суха, Есения пакряхтела и пасаветовала паплевать. Куда плевать нипонил, чем, если не сматря на апахмел ва рту шо в той трещинко, ну если и саберёт на плевок то какой из него снайпер если ужо, эх вспаминать тошно. Вспомнился и Петр Иваныч, учивший его слесарному делу, гаваривал «салом сверло маж, салом, тода всё прасверлит», Ванюха не долга думая выпалнил наказ опытнага наставника. Ипацца как гаварят не гайкы крутыть, но тут навыки слесаря как раз и згадылысь, пашло как па маслу аш Есения ат удавольствия крякнула. Пад кряк Ванаха благополучно и разгрулси да так что циганку с салом сдуло в калитку, та даже жопу не успела прикрыть юбкой розу крашеной.

«Ну ни блядь», «даже пёрднула для форсажу», негодовал Ванюха размахивая руками, а может разганял аставленный Есенией арамат. Да и хрен с ней падумал он глядя на пависшие труселя, и пачапал к калодцу где забульбенил ачередной пузырь. Усевшись пад прахладой жердёлы, закурив ачередной бычок и пасматрев в бездонное галубое небо прабубнел «ну ни блядь, расскажи каму не паверят», «сцучка, и калитку не закрыла, да и хрен с ней».

В память о бесшабашной молодости и рыжеватом дружке Ванюхе Подобаше.