Продолжение. Начало тут

… О-о-о, как странно стоять своей свинцовой тушей на маленьком земном шаре и смотреть, как больно извиваются алые ленты тишины…
-- Ну, как ты после вчерашнего? – тяжело спросила трубка, буравя мозги голосом Джона.
-- Как компьютерная мышка, - стокиллограмовой болванкой ворочался онемевший язык, мерзкий, как пропитавшаяся меловой пылью тряпка, - ползаю по коврику, а внутри всё переворачивается.
-- Как погода в доме? Как подарок?
-- Гидрометеоуролог ты хренов, - ошпарил я язык минералкой, чувствуя, как растворяется похмелье в раздирающих горло пузырьках, - но в любом случае – спасибо. Розы были очень вкусными, особенно на левой груди.
-- Тебе тоже так показалось?
-- ?!
-- Ну не мог же я тебе подсунуть что попало! Кстати, как она?
-- Как ты? – приподнял я уголок одеяла, приятно удивлённый увиденным и немало довольный тем обстоятельством, что провёл ночь с этим шикарным телом, хотя ни черта из всего этого и не помнил.
-- Мне что, уже пора? – вяло отреагировало тело, не утруждая себя поднятием век.
Тут мне срочно захотелось восстановить в памяти всё, что я был не в состоянии припомнить в прошедшей ночи. Судя по всему, всё прошло нормально. Нетерпеливые руки крепко сжали мою шею, давая понять, что отступление невозможно.

-- Ты не мог бы перезвонить попозже? – не очень внимательно поинтересовался я.
-- Я конечно мог бы, но Саня Лобстер уже пять минут томится в машине под твоим подъездом.
-- Что за срочность?
-- Просто не верю своим ушам. Не ты ли лично взял позавчера шесть билетов до Питера?
-- Одевайся и иди приготовь что-нибудь позавтракать, - вытолкнул я девчонку из-под одеяла, пытаясь заодно нащупать на столике сигареты.
-- Да, Джонни, было такое дело. Но по этим билетам, под нашими фамилиями, поедут совершенно левые люди. Они постараются довольно шумно провести там время, чтобы запомниться. Понимаешь?
-- Понимаю, что это довольно дешёвое алиби.
-- Согласен, но всё же алиби. Обзвони всех, - сбор завтра, в пятнадцать часов.
-- Где?
-- На трассе в Гомеле. Возле магазина стройматериалов "Альконт". Я подъеду на старой "Тойоте Хиайс" белого цвета.
-- Понятно.

Знаете, что мне больше всего нравится в трубках радиотелефонов? Антенна. Она так славно грызётся (особенно если сделана из мягкой резины, или что там ещё применяют) после наводящего на раздумья телефонного разговора. Я не знаю, замечали ли вы за собой особенную привязанность к дистанционному пульту или трубке радиотелефона? Лично для меня это какое-то наказание, ей-богу. Прямо скипетр и держава - не меньше. Иногда, когда я курю на балконе, хочется с помощью любимой дистанционки переключить надоевшую картинку. Знакомая ситуация? Уверяю вас, что пистолет - тоже своего рода дистанционка. Вот только там всего одна кнопка, но с очень расширенной функциональностью. Этот унифицированный агрегат лучше всего справляется с отключением сознания.

-- Что у нас с завтраком? – блаженно затрепетали мои ноздри, уловив божественный запах охотничьих колбасок и отрезвляющий аромат свежесваренного кофе. И вот тут-то до моего сознания дошло, что женщина - это лучший кухонно-семейный комбайн широкого профиля, который только может пробрести мужик, ценою собственной свободы.
Вот единственно, что мне нравится в состоянии похмелья, так это неконтролируемые, откровенно циничные аллегории, правдивость которых заставляет по новому взглянуть на жизнь.

Из всех занятий, что придумали для себя люди, мне по душе только два:
1. Приготовление чего угодно, лишь бы из мяса.
2. Торопливые сборы в дорогу.
Особенно последнее неизменно вызывает во мне сладко ноющее чувство, которое навевает приятную тревогу и осторожный приток адреналина. Нежный, мягкий, щадящий…
Следующее утро началось для меня сразу после долгой ночи, проведённой с неугомонным подарком. Изобретательность подарка не имела границ, что собственно и сподвигло меня оставить ему свой номер телефона.
Немолодой уже микроавтобус "Тойота", любезно предоставленный одним сострадательным должником, вёл себя безупречно. Тихонечко подвывая своим, по-японски трудолюбивым дизельком, он терпеливо наматывал на свою изношенную резину серые ленты асфальта. В просторной кабине маленького работяги всё было было настолько притёрто и гармонично, что управление им запросто можно было назвать уютным.

Ну да ладно, что-то слишком я увлёкся описанием декораций, фонов и ролей, хотя без этого тоже никак не обойтись. Думаю, что уже пора посвятить читателя в суть задуманной поездки. Причина её - отнюдь не оригинальна. Хоть люди и утверждают, что месть – не лучшая сторона чести, но тут, как не крутись, а без этой стороны никак не обойтись. Она фронтальная.

Всё происходило на заре девятьсот девяносто лохматого года, когда рудиментарное (по мнению законности и морали) бандитское движение отличалось от прочего населения кожаными "танкерами", дедовскими "наганами", да селёдочного вида "ТТ-шниками". Опираясь на почти пуленепробиваемую толщину "танкеров", бронированную лобную кость и практически безотказный, вроде самопала "ТТ" - наши ребятки, уставшие числиться сыновьями рабочего и колхозницы, покорили не только наши бескрайние просторы, но и сжатые условностями просторы старушки Европы.

Один из таких вольных стрелков и появился в нашей компании, приехав из славящейся наименьшим количеством славянского населения, Одессы. По не совсем проверенным данным, до нашего сомнительной необходимости знакомства, занимался он на родном Привозе банальнейшим гоп-стопом, да прочими беспредельными штучками. Рекомендации у него были от людей достаточно серьёзных, а по сему, он довольно гармонично влился в наш дружный коллектив. Тем более, что люди не испытывающие сомнений, стоит давить на курок или нет - нужны всегда.

Наше приобретение отзывалось на имя Гриша, погоняло Конь и шелест купюр. Его патологическое стремление давить на курок, в конце концов, сослужило ему плохую службу, нам же – создало огромную кучу проблем. Где-то настрелявшись от пуза, Конь заимел таких врагов, которые могут озадачить своим недовольством кого угодно. Совершенно неожиданно (по крайней мере для нас) его персоной стали пристально и горячо интересоваться не только менты, но и конкуренты из одной чеченской группировки. Нет, ну мне-то лично никто никаких вопросов не задавал, но пристальное к тебе внимание множества людей – определённо мешает жить. Ещё больше это стало нас доставать, когда Гриша был вынужден скрыться в неизвестном направлении, бросив на наши с братвой многострадальные шеи свою беременную супругу. Понятно, что напуганная неусыпным наблюдением чеченцев за своей квартирой, бедная барышня с утра до вечера атаковала все телефоны, по которым меня или Джона Стоп-крана, можно было найти. Пришлось её тайно эвакуировать со всеми пожитками(благо, квартира была съёмная) от греха подальше. На удивление, эвакуация прошла незаметно, для людей в ней не заинтересованных. Беременную Ирку приютил на свой страх и риск Джонни Стоп-кран. Он жил один, в гигантской квартире по улице Чкалова, прямо возле немецкого посольства. Квартиру подарил ему папа, отвалив за неё четверть миллиона зелёных, за полный, что называется фарш.

У Женьки вообще по жизни было всё нафаршированным, а прежде всего – семья, стержнем которой являлся папашка банкир. Как на духу, я до сих пор не могу понять, на хрена вообще сдалась Стоп-крану наша с пацанами жизнь робингудская, которой он жил, пренебрегая папиными протекциями. Стоп-краном его прозвали ещё со времен обучения в инфизе. Жека мог остановить любого с одного удара. Нокаутом. Так вот, вдруг объявившийся в поле нашего зрения Гриша Конь взял на себя ответственность за кое-какие наши грехи, не считая их тяжелее своих, и прекрасно жил за наши деньги на побережьях Турции и Греции, регулярно получая гумманитарку с родины. Его Ирка, несмотря на неоднократные Женькины предупреждения не высовываться лишний раз без нужды из квартиры, умудрилась где-то запалиться, и теперь снова дрожала осиновым листом под бдительным присмотром своих старых знакомых, беспрестанно маячивших под окнами. Их машины почётным караулом торчали во дворе, некоторое время забавляя Джонни. Но когда он обнаружил, что оба телефонных номера в квартире прослушиваются, то решил немедленно избавиться от опасной квартирантки.
Операция, была проведена за один день. Братва скинулась средствами и, через старую знакомую, занимающуюся недвижимостью, приобрела однокомнатную хрущёвку - на углу Уманской и Искровской. Уже к вечеру в квартире была создана вполне жилая обстановка. На великих шифрах наша беспокойная протеже была перевезена туда. Её подпольное существование, подкинуло проблем лично мне.

Вредная девчонка могла запросто поднять меня среди ночи с очередной любовницы, требуя немедленно то гранат с бананами, то семечек, а то и просто внимания. Поначалу эти капризы беременного ребёнка, приводили меня в восторг и умиление. Потом стали слегонца раздражать, ну а в последствии и вовсе бесили. Однако ни что у нас так хорошо не организованно, как преступность. Сцепив зубы, я с видом великомученика поднимался и ехал искать ей всё, что она не пожелает. Отвращение к отцовству у меня выработалось на миллениум вперёд. Думаете, что тут я загнул? Ну, я имею в виду с миллениумом? Когда Бог создавал время - он создал его достаточно. В попытках представить себе создание времени я тут же сникаю, как колосок заслышавший рёв комбайна.

Ну, словом, родила Ирка богатыря под нашей опекой. Только через полгода, когда Гриша Конь немного подчистил ряды своих преследователей (не без нашей помощи, разумеется), он вернулся в семью. Не знаю, была ли от этого хоть какая-то польза Ирке, но на нас – точно посыпались все шишки. Вы знаете кто такой самый быстрый зверь на свете? Ну как же! Это чеченец на "BMW". Так вот, произошёл у нас серьёзный развал с этими шустрыми зверёнышами из группировки Исы, который стоил нам ранения Кабана, да двухнедельных посещений Шурика Лобстера в камере одного из городских РОВД. Слава богу, что следак наконец соблазнился предложенной ему мздой, после чего сунул Шурику его "ТТ-шник" и выгнал за порог участка, обещая в случае очередного его тут появления, исключительно для оного, на время сменить сексуальную ориентацию.
Затеявший всю эту канитель Конь – благополучно для себя где-то отсутствовал, очень убедительно сославшись на внезапную болезнь ребёнка, мол проторчал всё это время, как дурак в больнице. Через некоторое время выяснилось, что наш "заботливый" папаша, Гришенька Конь, мать его ети, колол в это время какого-то сладкого барыгу по улице Алёны Телеги.

Для того, чтобы окончательно развести этот рамс, я забил всем своим пацанам стрелу на одном из озёр в Голосеевском парке. Приехали все, кроме моего брата Мишки и Гришани. Оказывается, Конь перед самой стрелой выяснил для себя, что истинную причину его отсутствия в нашей локальной войнушке со зверями установил именно мой Мишка. И вот Коняра, не долго думая, отправляется к нему, в надежде уболтать моего братишку держать за него мазу перед нами. Но Миха, был человек железных принципов и, естественно, отверг эту бредовую идею с адвокатством. Конь, будучи тоже твёрдым бойцом за свои принципы, всадил братишке восемь пуль в грудную клетку и голову. Перевернул всю квартиру, видимо инсценируя ограбление, и бесследно сгинул в неизвестном направлении. Один раз его видели в Измаиле, второй – в Ростове. И всё. Думаю, что не нужно вам указывать в направлении мыслей братвы, не задумывающейся в таких ситуациях. Конь мог считать себя приговорённым. Так как его киндера все давно считали своим, то деньги Ирке выделялись, словно ничего не произошло.

С тех пор, прошло два года. Многие вещи утратили для меня свою актуальность, кроме желания посмотреть в глаза этому козлу - перед тем, как спустить курок. И вот две недели назад я, в качестве откупной информации, узнаю о том, что долгожданную дичь можно настигнуть в глухомани карельской тайги, где она затаилась в тихом леспромхозе на берегу Выг-озера. По моему, более удобного места для выяснения отношений трудно и представить.

Вся моя одухотворённая охотничьим азартом команда уже ожидала моего появления в обусловленном месте, по-пионерски налегая на фруктовый кефир с булочками. Когда все весело разместились в припаркованном у кафешки бусе, Жека-Стоп-Кран, по ленински указал ладонью вперёд:
-- Ну что, вперёд за счастьем, товарищи!
-- Интересно, где это у счастья перёд? – впихнул в рот целую булочку Моня Броха, больше заботясь о том, чтобы благополучно её прожевать, нежели о ясности слога.

Вообще-то, Моню трудно было определить в обжоры, но пожрать он был не против. Всё, что нравилось его грешному желудку, Броха считал кошерным. Всё, что не нравилось – дьявольской хренотенью..
-- Умные люди, держат свои глупые мысли при себе, - посчитал нужным заметить Гоша Пузырь. Он вообще представлял себя великим интеллектуалом, который исключительно по грубым просчётам судьбы вынужден проводить свои лучшие годы с такими дыбилами, как мы.
-- Тут я с тобой полностью согласен. Но вот хорошую мысль можно и по миру пустить, - жёстко парировал Моня, вынимая из недр затаренного заранее пакета очередную булочку.
-- Не понял, - поперхнулся кефиром Пузырь, делая большие глаза, подходящие к ситуации "я какаю".
-- Чего, ты не понял? Я что, не по-русски говорю?
-- Не пыли, Броха, - миролюбиво положил ему руку на плечо Шурик Лобстер, - ты говоришь на русском, как далеко не каждый русский.
-- Проще табуретку научить танцевать, чем вас не собачиться попусту, - повернул я ключ в замке зажигания и вывел автобус на трассу, - а в прочем, можете болтать. Дорога у нас ещё длинная.

Нет, всё-таки интересно устроен человек. Когда ему дают понять, что его словоблудие будет иметь развлекательное значение, он тут же затыкается и молчит, как поломанный телевизор. До самого Петрозаводска в салоне стояла полнейшая тишина, которую только один раз нарушил Мишка Француз, потребовав остановки, дабы справиться с последствиями выпитого пива - где-то в районе Волховстроя. А лето, просто радовало глаз пронзительной синевы небом, изумрудно малахитовыми серёжками берёз, стоящих по обочинам с изяществом топ-моделей, да яркими пятнами лисичек под ними. Вскоре зелёная стена берёз стала серой, контрастно подсвечиваемая полной луной. Ночь упала с неба неожиданно, как опера с наручниками.
-- Темнеет, словно в Чечне, - заметил Француз, прилипнув лбом к боковому стеклу. Нельзя сказать, что он всех запарил своими воспоминаниями о неизвестной для большинства войне, но основная часть его метафор, так или иначе, была с ней связанна.
-- Хорошо там было? – обернулся к нему Пузырь.
-- Хорошо у тёлки под боком, - хмыкнул Француз без осуждения, а там – война…
-- Я совсем не то имел в виду, - проводил Гоша глазами яркий туристический автобус, стремительно пронёсшийся навстречу, - просто хотелось бы иногда безнаказанно повоевать. Я люблю смотреть фильмы про партизанов, вот где отрывались ребятки! Наверное воплотили в жизнь все несбывшиеся мечты детства. Ведь детям нужно позволять всё, иначе из них не вырастут настоящие негодяи. А поставить гранату на растяжку – была для них самая невинная шалость.
-- Ага, - закивал я головой в такт запрыгавшим по ямам колёсам, - Моня, ты помнишь тех бедовых пацанов из Новограда-Волынского?
-- Ну? – открыл глаза задремавший было Броха, переваривая вкусные гомельские булочки.
-- Запарил их как-то в сухие ягоды местный мусорской начальник, ну и порешили они его со свету сжить с помощью "Ф – 1" на растяжке.
-- Ну-ка, ну-ка, приколи, - ожил обычно молчаливый Кабан.
-- Да чё там, - махнул я рукой, - ты же сам знаешь, как это делается: аккуратно послушали мента некоторое время микрофоном направленного действия, во время его приезда с семьёй на дачу. Установили, что в половине шестого утра тот, по зову трубы правосудия, выйдет из дома.
-- Именно в это время поднимаются мусора, и ложатся спать проститутки, - сумничал в тему Француз.
-- Так вот, - продолжил я, - поставили ему с ночи на калитке растяжечку и притаились в дальнем лесочке, ожидать результатов, - тут сразу все пять морд за моей спиной, хитро заулыбались. Им вообще импонировали иронично-циничные рассказы о своих, и вправду нелёгких буднях. Да и кто из вас, положа руку на самое святое - ну скажем на кошелёк, скажет, что наш хлеб лёгок? Только тот, кто находится где-то на соседнем уровне.

Команда, внимательно и с любопытством слушала мою красноречивую спину. Если хотите, это вообще было их работой – слушать меня, - так вот, на рассвете бабахнуло, братва и помчалась по домам, посчитав дело сделанным. Каково же было их удивление, когда на пейджер Семена Прони пришло одно очень любопытное и главное поучительное сообщение: - Братва, за тёщу – спасибо. Не ожидал от вас такой сердечности. Любой кабак Украины, в котором, вы пожелаете выпить за её упокой, - будет мною оплачен. На оптовом рынке объявляется недельное перемирие.
Всегда ваш Ц.Ф Сафонов.

Вот именно это Ц.Ф. и наталкивало всех, видящих эти инициалы, на недоумённое гадание о том, как же всё-таки озвучивается имя и отчество великого гуру от РОВД. Не знаю уж, к какой национальности принадлежали его родители, но имя-отчество Сафонова, имело весьма экзотический оттенок: - Царь Феликсович.
-- Мы знаешь сколько тёщ душманских положили с помощью этих нехитрых устройств? – плотоядно прищёлкнул языком Француз, подбрасывая на ладони предусмотрительно взятую с собой из дому гранату.
-- Ну-ка, дай, я посмотрю, - потянулся всем телом за игрушкой Пузырь. Взяв обеими руками тяжёлый, ребристый кругляш, он скроил осуждающую мину и вышвырнул его в окно, в аккурат в светленькую берёзовую рощу.
-- Ты чё, дурак?! – приподнялся со своего места Мишка Француз, - да чтоб тебя прямо на унитазе парализовало!
-- Пацаны, давайте-ка без самодеятельности, - решил я расставить точки над нужными местами, - всё, что сможет пригодиться нам в этом деле, я раздам на месте. Вопросы?

Оскорблённый в своих лучших чувствах, Мишка молчал до самого Медвежьегорска, зло пялясь в тёмное стекло.
-- Сарацин, а Сарацин, а это правда, что ты когда-то с Танюхой Седельниковой зажигал? – с простодушием ребёнка вдруг решил поинтересоваться Моня Броха.
--Правда, - коротко бросил я, не оборачиваясь.
-- Давно её не видел? – не унимался Моня.
-- Давно. В последний раз я видел её в Тельбиновской сауне, в качестве продавщицы женских часиков, - нахмурился я.
-- В смысле?
-- В смысле: один часик – двадцать пять баксов.
-- Я её вчера на окружной видел, совсем затасканной стала. Подозреваю, что она обладательница супер набора венерических заболеваний, о которых ещё ни один врач не слыхал, - не к месту развеселился Броха, но осознав, что эта тема для меня неприятна, тут же поспешил заткнуться.

Пять лет назад я был влюблён в эту девушку. Потом, как-то по глупому, всё у нас пошло наперекосяк. Мы расстались. Из-за дурацкого принципа я старательно избегал встреч с ней, хоть и очень страдал от этого. Через два года… знаете, как говорят: расставание - как отлив: обнажает чувства до дна. Так вот, когда эти обнажённые чувства окончательно засохли, мне довелось случайно встретиться с бывшей возлюбленной. Её завели ко мне в сауновский номер, вместе с тремя другими проститутками… для выбора. От огорчения я едва не пристрелил сутенёра. Однако, соблазнившись предложенными им пятью тысячами баксов, отпустил его на все четыре стороны, передав деньги Тане. Всунул молча, с плохо скрываемым презрением, как недостойной внимания шалаве, хотя абсолютно было очевидно, что именно таковой она уже и являлась. Ну да ладно, Бог ей судья…

Бывают бандитские правительства, но не может быть бандитского народа. И вовсе не потому, что менты служат верой и правдой своему народу, а потому, что служат они с верой в неправду. Оно же ведь как бывает: поначалу твёрдый оклад кажется пределом мечты. И только потом начинаешь понимать, что это пособие по безработице.

В небольшой городишко Сегежа мы приехали уже под вечер, остановившись на ночлег в частном секторе по улице Павлина Виноградова. До конечной цели нашего путешествия оставалось ещё около ста двадцати километров, но их ещё нужно было преодолеть. Я был совершенно уверен в том, что наш незабвенный Гришаня, нет-нет, да интересуется появившимися чужаками в своей епархии. Тем более, что в этой беспросветной глуши каждый новый человек сам по себе вызывает интерес у местного населения. Слухи о новых людях мчались куда быстрее рейсового автобуса, ходившего один раз в неделю. Ну и правильно: местным за рыбалкой и охотой некогда разъезжать, где ни попадя. А чужакам - и вовсе нехер делать в этом медвежьем углу. В основном, чужаки шикарно катили через леспромхозы и зверосовхозы на огромных джипярах, мечтая отдохнуть в тишине на лоне природы, проверяя на надёжность свои экзотические в этих краях карабины "Маверики" да "Ремингтоны". Не думаю, что Конь ожидал бы от нас подобного помпезного появления. Местные люди, которых нам порекомендовали ещё в Питере, любезно предоставили в наше пользование три бывалых "Калаша", один "Стечкин", два СВТ ( самозарядная винтовка Токарева, широко используемая РККА во времена финской войны), и двенадцать тёмно зелёных кругляшей, точно таких же, какой выбросил в окно Гоша Пузырь. Одна из винтовок была затейливо увенчана трубкой оптики, созданной видимо ещё во времена царя Гороха. Однако, точность этих двух архаизмов не вызывала и тени улыбки даже у смешливого Брохи. Эту категоричную игрушку я взял себе в пользование, имея слабость к точности и буквальности. Очень хотелось увидеть в оптике прицела, до мельчайших подробностей, из чего собраны у Коня мозги.

Нашу верную старушку "Тойоту", заменила незаметная "Волынь" с местными номерами, которую нам настоятельно посоветовали утопить в болоте - после того, как. Это была откровенно спартанская машина, скромная, как монашка, но имевшая гарантированную проходимость "Хаммера" в условиях местных кочкоёбов и горбохренов.

Ах, как расслабился на привольных таёжных просторах Гришаня. Тут всего было вдоволь: что зверья непуганого, что рыбы неведомой, что баб нетраханых. За год, проведённый в этих диких краях, сколотил он артель при помощи денег, да природной своей жестокости. На нижнегорских ручьях настоящий посёлок для старателей построил. Целая армия теперь была у Коня. Дела шли в гору. По лесу шныряли патрули на камуфлированных "Вранглерах", докладывая Коню о происходящем в его владениях. Сам же Гриша большую часть своего времени проводил в тихом леспромхозе, как примерный семьянин. В трёхстах километрах севернее затерялась среди болот, озёр и быстрых речушек маленькая, но довольно уютная деревенька диких старателей, работавших на своего благодетеля. Собирал весь этот сброд Гришка, а вернее его люди - на вокзалах, в подворотнях больших городов, да в брошенных домишках захолустий. Постепенно каждый из членов этого тайного сообщества любителей золота и авантюр занял своё место в этом мирке, соответственно своему характеру и наклонностям. Кто-то не возражал против бесконечного труда на ручьях, моя золотишко дедовскими лотками. Кто-то влился в отряды боевиков, охраняющих спокойствие и независимость республики призраков, организованной неугомонным на выдумки Конём.

Естественно, что это относительное спокойствие дорого обходилось диким старателям. Каждый из них был вынужден отдавать 90% намытого великими трудами золота. Остальные 10%, так или иначе, оставались в принадлежащих Коню шалманах, где старатели имели возможность выпить и пообщаться, да запастись незамысловатой провизией. Конечно же, находились и строптивцы, которых по началу старались образумить жёсткими, но эффективными мерами. Но, по прошествии некоторого времени, набив руку на карательной деятельности, Гришаня превратил скучную воспитательную работу в развлечение. Ослушавшемуся сообщали приговор за сутки до исполнения, зная, что не так-то просто выбраться из этой западни болот и озёр. Через 24 часа на несчастного начиналась охота, по всем правилам волчьего гона. И средства тут уже не выбирались. В случае надобности старательский папа брал в наём армейские вертолёты, устраивая над тайгой учения за свой счёт. Немало удивлялись затаившиеся с перепугу рыбаки, когда на их глазах налетевшие невесть откуда бронированные чудовища методично расстреливали ракетами какой-нибудь маленький островок, на котором по донесениям папиных разведчиков, прятался сбежавший от наказания ослушник.

Трудно сказать, были ли такие счастливцы, которым удалось ускользнуть от праведного гнева Коня, вершащего суд прямо по-божески – огнём с неба. Наверняка были, только вот не каждому удавалось прорваться сквозь капканы папиных егерей, да просочиться сквозь милицейские сети проверки документов.

Сегодня Гришаня принимал важных для себя гостей, которые помогали ему более или менее официально сбагривать золотишко, не забывая при этом и о своих интересах. Программа приёма была накатанной, как лесовозный тракт сквозь тайгу. Сначала гостей ошеломляли огромными самородками, найденными особо удачливыми старателями. Дальше следовала ночь обильных возлияний, русских бань с краснощёкими красавицами из окрестных деревенек. Всё это заедалось красной рыбой, медвежьими балыками и грибными деликатесами, пересыпанными клюквой и брусникой. А по утру начиналось самое главное: гости садились на любезно предоставленные им хозяином джипы и, с помощью глазастых проводников, начинали самое увлекательное для настоящих охотников мероприятие – охоту на человека.

-- Как думаешь, куда направляется эта падаль? – равнодушным голосом интересовался Конь, приложив к уху миниатюрную трубку мобильника, - за Падежь, к болоту? Я думал, что он окажется пооригинальнее… Егорушка, направь-ка туда один вертолёт, пускай шарахнет разок по болоту. Ну, чтобы торф загорелся. Выползет сразу, никуда не денется… Говоришь, майор пожара опасается? Ну-ка дай ему трубочку… Говоришь, слушаю, мол? Нихрена ты солдафон меня не слушаешь. Если бы слушал, то уже давно на своём долбанном вентиляторе пёр бы туда, куда я тебе говорю! Если этот засранец уйдёт, пойдёшь под трибунал, это я тебе обещаю. А не пойдёшь - сдохнешь с голоду на своём пайке защитника родины. Ты уже наверное давно не говел на международный день трудящихся… Всё, больше не хочу ничего слушать, через час буду на базе.

Поковыряв в волосатом ухе антенкой мобильника, Гришка обернулся к молодой жене и, с нескрываемым удовольствием, хлопнул её по пружинистому крупу. Та счастливо хохотнула и сунула в руки мужа пакет с изображёнными по нему голубками и розочками.
- Прямо идиллия, какая-то… - иронично отметил про себя Конь, умиляясь своим чрезмерно сентиментальным мыслям. Не собирался он, конечно, провести в этой тьмутаракани остаток жизни, но к своей Глашке относился с нежностью. Само собой разумеется, её нельзя показывать в приличном обществе, потому как проста до неприличия. Однако уютна и сексуальна, - этого у неё не отнять.
-- Когда вернёшься-то, кобель? – посмотрела в глаза ласково и преданно, хотя и знала всё о шашнях мужа с поселковыми красавицами. Однако относилась к этим грешкам со здоровой долей иронии: мол, разве можно барину перечить?!
-- Не знаю, малыш, когда соскучишься – позвони, - улыбнулся он жене едва уловимо и выглянул за дверь, - Сашка, гости готовы уже?
В дверях показался худосочный парнишка с чахоточным румянцем на щеках. Глаза оловянные, как у Салтыковского генерала.
-- Готовы, Григорий Николаевич, - деловито сообщил он ломающимся голосом подростка, - ходют по двору, вас дожидаются. Ну прямо куры чисто.

В этот раз гостями у Коня были довольно значимые люди, даже в масштабах страны. Самым фельдиперсовым из гостящей троицы, без всяческого сомнения, был Фунтиков Фёдор Иванович, который имел честь представлять собой перед всеми барыгами государства интересы налогового департамента. Вторым по значимости гостем считался Никаноров Семён Абрамович. Этот, чем-то смахивающий на Хрущёва мужичонка, возглавлял один из крупных московских банков, через который собственно и прогонялось Гришкино золото, шло на сырьевые аукционы, не без помощи выше упомянутого Фунтикова. Третий присутствующий как бы и гостем не считался. Он часто бывал во владениях Коня. Этим человеком был начальник здешней милиции, Бородин Афанасий Силантьевич. Он, хоть и не слыл большой шишкой(ну это значит в понимании занимаемого положения), зато был довольно крепким звеном в золотой цепи криминальной группы. Эти люди считались друзьями, а дружба, как известно – крепка предоплатой. Фунтиков с Никаноровым, да чего там греха таить - и сам Конь тоже - недолюбливали слишком прямолинейного мента, но сходились во мнении, что свинья всегда желанна за столом в виде ветчины. Мусорской начальник довольно надёжно прикрывал транспортировку рыжья до границ своих владений, после чего грузом занимались уже более компетентные органы.
Фёдор Иванович, прохаживался под ручку с Семёном Абрамовичем вокруг своего красавца "Хаммера", который преподнёс ему, а вернее преподвёз на святые именины, сам Григорий Николаевич Коновалов. Полковник Бородин лично давал распоряжения своим красным шапочкам относительно предстоящей охоты. Его архаровцы прочно перекрывали дороги ведущие в зону предполагаемой операции, не пропуская туда автомобили грибников, да охотников.

-- Как спалось, уважаемые? – бодро вышел во двор Гришка, протягивая руку гостям, сообразуясь с субординацией, - бабы не привередничали по ночи?
-- Не-а, - расплылся в довольной улыбке Фунтиков, - работали без перекуров, в три смены, как истинные стахановки.
-- Да-а… - убедительно покивал седой бородёнкой Семён Абрамович, - а, я вот ни хера не помню, после третьего захода в парилку. Но судя по разноцветию следов губной помады в области паха, менялись они вчера, как караул у мавзолея.
-- А мусорка нашего не обижали своими гипотетическими высказываниями, относительно его истинной сущности? – заботливо поинтересовался Гришаня, как и подобает гостеприимному хозяину.
-- Да он после твоего ухода так накушался, что его хоть в задницу, ну это… - моментально скомкал недосказанную фразу Фунтиков, заметив направляющегося в их сторону Бородина.

Весь вид Афанасия Силантьевича говорил о том, что похмелье – это пережиток вчерашнего. Если определить это высказывание в афоризмы, то можно запросто оскорбить полковника, в его отношениях со стилем жизни.
-- Доброе утро, дорогие друзья и дешёвые враги, - как всегда непонятно что ляпнул Бородин и потянулся к запотевшей бутылке водки, которую предусмотрительно подал ему угодливый Сашка, - Хлеб – всему голова, а водка - всему жопа! Запомни, малец, - барственно потрепал его по щеке полковник.

Если бы кто-то из описанной мною компании был хоть в малой степени театралом, то без труда заметил бы в нём тайного Троекурова этих мест.
-- Дичь сегодня снова через болота попёрла? – криво усмехнулся Фунтиков, демонстративно пренебрегая приветствием мента.
-- Им там - будто мёдом намазано… - согласно хмыкнул Конь и, щелчком отбросив в сторону окурок, прикурил следующую сигарету, - уже даже не интересно их оттуда выкуривать. Хоть бы не утонул, с дуру-то.
-- Оно не тонет! – пьяно заржал Афанасий Силантьевич.
-- Уже в четвёртый раз это болото поджигаем, а вентиляторный майор, всё пожара опасается, ети его мать… - скорее пожаловался на командира вертолётчиков Конь, нежели подверг его действия коллективному осуждению.
Тут, конечно Гришаня и сам мог разобраться со строптивым майором, но не всё же делать самому, когда рядом целая кодла дармоедов. Пусть хоть как-то хлеб отрабатывают.
-- А может ему уже на пенсию пора? – вяло отреагировал на подстрекание к действию мент, - так я могу намекнуть об этом батальонному начальству этого умника. Мы с летунами не одну цистерну коньяка выпили.
-- Да нет, это лишнее, - покачал головой Конь, - следующему, кто займёт его место, долго придётся объяснять обязанности. Лучше быть умным и иногда тупить, чем быть тупым и иногда умничать.
-- И то верно, - затряс согласно бородёнкой, словно козёл над капустным кочаном, Семён Абрамович, - изменения в команде нам сейчас ни к чему. Тем более, что стоит он на верной идеологической платформе, и прекрасно понимает, что эта платформа – определённая форма платы.

В нагрудном кармане Коня требовательно запищал мобильник, отчаянно просясь на волю. Бегло скользнув взглядом по дисплею, Гришка раскрыл свою "раскладушку", с видом злобного генерала, освобождающего от предохранительного клапана пресловутую красную кнопку.
-- Слушаю тебя, Егор.
-- Ломится наш лось сохатый по гари, словно потерял что-то, - доложила трубка ровным голосом лесничего, исполняющего роль главного загонщика в играх шефа.
-- Вертолёт за нами выслали, или мы на машинах будем до Падежи добираться?
-- На ваших тарахтелках шипастых хорошо по зиме болота утюжить. А сейчас от них проку - как от бильярдного шара навару, - продемонстрировал лесничий пример местного мышления, - минут через пять ожидайте Савельева за посёлком, на просеке.
-- По машинам, - махнул рукой Коновалов, пряча телефон в карман.

Побрякивая карабинами, компания стала трамбоваться в камуфлированный "Хаммер", который нетерпеливо взрывая колёсами сырую землю, устремился в сторону леса.

Продолжение следует...