— За что сижу? Да все время за какую-нибудь ерунду. То пьяный за рулем начудил, то газовый баллон из брошенного дома утащил, а соседка, которая меня терпеть не может, настучала, то поповскую гуманитарку раздал…

Как это?

А вот так. Я тогда подрабатывал на строительстве церкви и жил в поповском доме. Я вообще строитель неплохой, в тюрьме вон все туалеты плиткой отделал. Вот только пью много — оттого и все мои беды. Да и не везет мне почему-то. Вон свояк мой еще больше меня лопает, а еще ни разу даже в вытрезвитель не попадал. И при этом еще на заводе сколько лет работает, самолеты-амфибии строит. А я чуть только выпью — так по два раза на дню ловят. Короче, помогал я церковь строить. И тут, как назло, Пасха. А у меня настроение хорошее. Ну, я взял бидон с оливковым маслом из батюшкиной гуманитарки и без спросу пошел по селу раздавать. Я же как думал: раз это помощь гуманитарная — значит, надо ею людям помогать. Я же не знал, что она не для людей, а для батюшкиного хозяйства. Хожу по селу, всех маслом одариваю, а мне за то стопку наливают и яичком дают закусывать. Смотрю — милиционер бежит. Ну, думаю, опять что-то не то я сделал…

Неужели батюшка настучал?

Нет, матушка. Священник-то потом на суде говорил: «Отпустите его», но уж больно матушка вредная попалась. Судья долго смеялась, говорит: «Надо было сюда к нам тоже масла занести, все было бы нормально».

«Извините, — отвечаю, — не успел». — «А раз не успел, то на вот тебе три года».

Ну, а последний срок за что дали?

За убийство. Но тут я опять не виноват! Мы с товарищем квартиры вместе ремонтировали, ну и выпили вечерком. Когда водка закончилась, он меня стал к сестре своей посылать за деньгами, потому что она ему денег никак не даст. Я понимаю, что она и мне не даст, поэтому идти отказываюсь — чего зря ходить? А он обиделся и как ударит мне в голову отверткой. Он электриком работал, телемастером, поэтому у него это хорошо получилось. Мне так больно стало, что я даже не помню, как я ему на это ответил, но только почему-то получился труп. А родственники его на суде начали говорить, что он якобы непьющий. Какой непьющий, когда ковер вместе пропивали. Голимая синь, такая же, как и я! Прапорщик бывший, в войсках связи служил.

А семья у вас есть?

Есть семья, как же без семьи! Жена у меня в Муроме живет, у нее там квартира трехкомнатная, а я на Красной Горбатке, у меня там домик есть небольшой такой и грязный, но свой. Мы с женой порознь живем, но по документам вроде как вместе. Она мне говорит: «Я тебе развод все равно не дам! Ты хоть и синяк, а мне тебя жалко».

Ждет вас?

А бог ее знает! Письма иногда пишет, а я ей отвечаю: «Я тебе назло отсюда не выйду. Вот помрешь — тогда освобожусь». А она в следующем письме все равно пишет: «Здравствуй, дорогой Витя…»

Чем здесь, в тюрьме, занимаетесь в свободное время?

А у нас тут все время свободное. В КВН вот недавно играли, я даже девиз для команды придумал. Знаете какой? «Сидим не жужжим». Но мы проиграли, а выиграла та команда, у которой девиз был такой: «Мы за родину можем не только постоять, но и посидеть». Еще я с детства музыку люблю.

На баяне играю и на духовых. В молодости хорошо на похоронах зарабатывал. Каких композиторов уважаю? Брамса, Шопена, Моцарта, Алябьева. Особенно Брамса и Шопена. Особенно Шопена. Похоронные марши — ой, сильная вещь! Играю и рыдаю, играю и рыдаю. Особенно первый, третий и седьмой. И что самое интересное, у Брамса лучшие его венгерские танцы — тоже первый, третий и седьмой. А тот похоронный марш, под который все время генсеков хоронят, — он, конечно, красивый, но уж больно простенький. Я когда репетирую, меня тут один престарелый инвалид слушать любит. Он хоть и инвалид, а все на свободу хочет, надеется выйти по УДО. Говорит, я как только освобожусь, меня дети в дом престарелых сдадут — хоть поживу нормально. Я ему отвечаю: «Дурак! Зачем тебе дом престарелых?! Чем тебе тюрьма плоха?! Ну, кто тебе там так Брамса сыграет?!»