— Я сейчас сдохну! — Витек откинулся на подушку, протянул было руку за сигаретой, но рука бессильно повисла на полпути. — Анастасия, прошу Вас больше не показываться мне на глаза как минимум неделю!
— Щас-с, бля! — Настя кувыркнулась с кровати, критически оглядела сбившиеся в клубок простыни, одеяло, наполовину сползшее на пол. — Ты мне сегодня еще пару раз пригодишься, милый! — накинув Витькину рубашку, она проскользнула на балкон. Витька притворно взвыл и прикинулся трупом хомячка.
— Ого-го! Иди-ка сюда скорее! — донеслось с балкона. — Немедленно, бездельник!
— Не пойду! Я сдох! — Витька накрыл голову подушкой, но не тут то было: Настя выволокла его на балкон позорнейшим образом, вцепившись одной рукой в чуб, а другой за ухо. Будучи отбуксированным, как нарушитель территориальных вод, он покорно уставился в ту точку ночного небосвода, где расцветал, кружился и разветвлялся на отдельные спирали потрясающий радужный фейерверк.

— О...хуе-еть... Это что еще такое?
— У-и-и-иитька! Красота-то какая! — Настя запрыгала на одной ножке, взвизгнула и укусила Витька за плечо.
— Тихо! Балкон мне обрушишь! — это было, конечно, преувеличение, но прыгать Настя на всякий случай перестала, зачарованно рассматривая постепенно занимавшие всю видимую часть неба и медленно кружащиеся, переливаясь всеми цветами радуги, искрящиеся вихри, в центре которых образовывались уплотнения. Уплотнения приобретали металлический блеск, жесткие, угловатые формы, чем-то напоминающие бронепоезда прошлого века. Отдельные «вагоны» стали плавно выстраиваться в цепочки, что еще больше напоминало бронепоезда. Все это происходило в полной тишине, в кружении цепочек вокруг невидимых осей. Совершенно непонятно было, какая сила могла удерживать и кружить, упорядочивать невероятно тяжелые объекты, масса которых ощущалась невесть каким чувством, и, несомненно, была немалой.
С момента, когда Настя заметила первый рассыпавшийся искрами «фейерверк», прошло не более получаса. Погасшие было окна домов снова тревожно засветились, ночные улицы заполнились любопытными, задравшими головы в небо, откуда на город спускались сверкающие золотой броней неведомые машины. По броне змейками стекали голубые сполохи разрядов. Стало страшно.

— Ой, Витька... Я домой! Там же мама одна! — Настя наскоро оделась, не обращая внимания на Витьку, пытавшегося ее остановить. Делать было нечего, и он вышел следом. На перекрестке, оставив лишь узкие проходы по бокам, стояла одна из небесных машин, окруженная зеваками. Кто-то уже взобрался на ее крышу и, изображая Ленина на броневике, декламировал стихи. Большинство же гладили руками полированную броню, на вид действительно похожую на золото или неотличимый от него метал. Подкатил милицейский УАЗик, из которого выскочили четверо ментов и принялись дубинками отгонять зевак от машины, не проявлявшей пока никаких признаков жизни.
— Пошли-ка отсюда, — сквозь зубы выговорил Витька и потащил Настю в сторону дома. И вовремя. В тот самый момент раздалось легкое шипение, верхняя часть корпуса машины приподнялась, отделившись от нижней, и в образовавшуюся щель множеством раздвоенных, как у змеи, языков мгновенно были затянуты все зеваки, стоявшие рядом, поэт, скатившийся с брони, и один из ментов. Толпа бросилась врассыпную. Мент, прижавшийся было к стене, тонко заскулил, выронил автомат и на подгибающихся ногах присоединился к бегущим. Машина приподнялась над землей. Витька мельком глянул под нее, побледнел, грубо развернул Настю, пнул беспризорный автомат и они побежали прочь. Под машиной, двинувшейся вслед за основной массой зевак, остались аккуратно разложенные головы, кисти рук и ступни ног тех, кто только что восхищенно поглаживал гладкие бока механизма...

Город охватила паника. Спастись от машин не представлялось возможным. Машина могла зависнуть у любого окна, выпустить «языки» и прошарить ими все пространство квартиры. Телевизоры, объявив по всем каналам страны, что ситуация под контролем МЧС и лично Сергея Шойгу, сразу же отключились. Интернет продержался на полчаса дольше и тоже затих. По городу забегали бродячие псы, количество которых за пару дней увеличилось в разы. Собаки таскали человеческие останки, в буквальном смысле сыпавшиеся с небес…

Витька, Настя, ее мать, их сосед — бывший оперный певец, уволенный из театра за отчаянное пьянство и промышлявший с тех пор ремонтом радиоаппаратуры по домам, пробирались за город вдоль стен, поминутно оглядывая небо, в котором в любой момент мог появиться страшный аппарат. Вдруг Настя вскрикнула и вцепилась в Витька обеими руками: из-за угла им навстречу, мотаясь из стороны в сторону, вырулил годами немытый, нестриженый бич по кличке Шкура, что вечно сидел у фонтана и клянчил мелочь у прохожих. На шее у него болтался мегафон с огромным рупором. Бич был пьян практически в стельку, и потому пару раз чуть не упал, пытаясь дать пинка семенившему впереди него карлику на собачьем поводке. Впрочем, несколько раз ему это удалось. Карлик, втянув голову в плечи, затравленно, с мольбой посмотрел на Виктора...
— Эй! Дядя! Ты что ж это творишь?
— М-мы? — бич удивленно уставился на компанию, дернул за поводок, карлик качнулся в его сторону. Шкура прищурился и от всей души пнул его еще раз.
— Отпусти человека! — Витек сжал кулаки и двинулся навстречу Шкуре, от которого разило, как от разлитой в помойном контейнере «четверти» самогона.
— Эт... то... не человек! — Шкура утвердительно мотнул головой, отчего чуть не упал на карлика. — П-по-шли!
Не дожидаясь согласия, Шкура развернулся туда, откуда шел, резко рванув поводок. Карлик послушно семенил за ним, утирая слезы. Следом двинулась и вся компания.
Свернув за угол, Витек резко отпрянул, оперный певец налетел на него и матюгнулся, карлик позеленел, но этого никто не заметил — на площади стояли рядом три неземных аппарата с поднятыми верхними частями. Женщины присели от ужаса.
— Та не ссыте! Дохлые они! — Шкура подошел к машине, заглянул и плюнул внутрь. Певец и Виктор осторожно подошли к другой.
— А как это... случилось? — Виктор внимательно рассматривал карлика, ничего особо инопланетного в нем не обнаружив, разве что бахрома на джинсах шла не по бокам, а спереди и сзади.
— А так! — Бич неожиданно протрезвел и погрозил мегафоном куда то в небо. — А ну-ка, бабы, трусы снимай!
— Охуел, козлина? — певец схватил бича за воротник. Шкура съежился и быстро-быстро, с опаской косясь на Виктора, залепетал, что трусы надо снять лишь на минутку и в небо голыми бабьими жопами посветить. Так оно, мол, самое верное средство приманить машину, а дальше уж — его дело.
Кое-как женщин уговорили. Стали они валетом, чтоб сектор пошире охватить, задницы в небо нацелили, покраснели от ушей до коленок, но тут Шкура скомандовал: «Всем в убежище!» Женщины подхватили трусы в охапку, карлика за поводок и шмыгнули в подвал винного магазина. Певец махнул рукой и остался. Витек, глядя на него, остался тоже.
— Летит! — Шкура расставил ноги пошире, инопланетянин плавно приземлился в метре от него, но Шкура даже не покачнулся. Корпус раскололся, верхняя часть приподнялась, Витька закрыл глаза, певец — напротив, выпучил. Шкура резко схватил мегафон и направил рупор прямо в щель:
— Пидорасы! Епвашумать! — взревел рупор. — Ебучие задроты! — громыхало над площадью. Раздвоенные «языки» повисли вдоль бортов, так и не дотянувшись до Шкуры. Первым опомнился певец. Витька не успел открыть глаза, а певец уже обнимал бича, хлопал то смущенного Шкуру по тощим бокам, то сверкающий бок не опасного более иноземного аппарата.
— Мат они не переносят, значить, только погромче надо, — польщенный бич рассказал, как он стырил из брошенной ментами машины мегафон, чтоб отбрехиваться от собак, как налетел на него золотой такой вот аппарат, а он с жесткого похмелья за ментов его принял, да обматюгал через рупор. И опохмелившись тут же в подвале, сообразил, что к чему, и вот уже четвертого так подбил. А почему они на бабьи жопы падки — так это ж самая вкусная часть для них, видать…
— Дорогой ты мой! Спаситель ты наш! Ты ж не представляешь, что ты натворил! Погромче, говоришь? Это мы и без рупора можем! — Певец набрал побольше воздуха:
— Епвашума-а-а-ать!
В доме над их головами задрожали стекла...

За день компания, разбившись на две группы, занявшие позиции по разным сторонам площади, подбила еще пару десятков вражеских аппаратов. К вечеру все утомились, к тому же стало прохладно, и женщин решили поберечь от простуды. Все забрались в подвал, где и отметили победу. А пока остальные спали, певец пробрался в кандейку электрика и за пару часов превратил его древнюю ламповую радиолу плюс разбитый телефонный аппарат в 10-ваттную коротковолновую радиостанцию. Она честно отработала несколько часов, после чего раскаленная докрасна лампа выходного каскада передатчика, не рассчитанная на такую мощность, тихо умерла. Но этого времени хватило, чтобы связаться с Кремлем, откуда во все точки страны Президент Медведев уже разослал радиограммы, телеграммы, курьеров и почтовых голубей с описанием методики борьбы с иноземными захватчиками.
Наутро на борьбу поднялась вся страна. Россия ощетинилась в небо миллионами прелестных и не очень женских задниц, на которые со всей планеты слетались корабли пришельцев и тут же гибли тысячами под гулкое «Епвашумать!» Были и случаи группового уничтожения десятков кораблей на стадионах и концертных площадках, обладающих звукоаппаратурой достаточной мощности.
Практически без перерыва в Питере работал Шнуров, за что потом был награжден несколькими орденами и медалями…
Надо ли говорить, что все депеши Кремля были строго засекречены от правительств стран дальнего и ближнего зарубежья по известным соображениям? Описание далеко идущих последствий инопланетного вторжения для России и всего остального мира может представить себе каждый, учитывая то, что десятки тысяч кораблей инопланетян были подбиты на нашей территории и состояли они, по большей части, из чистейшего золота высочайшей пробы общей массой порядка 50-ти тонн в каждом!
После победы Владимир Путин лично прогнал Чубайса со всех постов и отправил его в село Подсинее, что в Хакасии — работать электриком на птицефабрике.
А Шкуру назначил Главным Директором всей нанотехнологической отрасли.
Витек с Настей поженились и уехали на Гавайи вместе с родителями жить и заодно управлять этой новой Российской землей.
Оперный певец тоже уехал с ними, так как во время войны он столь часто видел задницу Настиной мамы, что влюбился в нее без памяти (в маму, конечно же!)
Ну вот и все, вроде...