Элегия четвёртая.

                                                         «Мы с Приятелем вдвоём

Работаем на Дизеле...»

                                                                        (Частушка, бля.)

Вот  Вшивка маленькая. Две Вшивки спокойно в один портфель влезают (если хозяин портфеля зазевался).

Не хочу писать об этой сучаре.

Но приходится – она нашла  6 0 х Ъ `а.

Вшивка – это недосмотр Герасима. Вот её история.

В молодости она приживала у дворника Федулы, служа «ёршиком». «Ёршик» был круглый, с длиннейшим хвостом, с иглами чёрной шерсти и злобными (от негуманного с ней обращения) глазками.

Федула прочищал ей печные трубы и нужные места, ленясь купить настоящий ёршик; иногда к Федуле приходил брат Акинфа и они играли в городки, используя Вшивку как биту. Та злобно молчала: где ж ещё миску овсянки с колбасными отгрызками подадут?

Однажды Федула, с пьяных глаз, принял её за кочергу, взял за длинный прямой хвост и стал, знаете ли, шуровать ею в печи.

Собачка взбунтовалась и укусила благодетеля за хуй.

 Федула слегка протрезвел, и, напевая: «летите, Голуби, летите...», раскрутил Вшивку, как спортивный молот, и метнул в окно. Уволил без выходного пособия.

Сновавший челноком по двору Акинфа поставил бухло на землю, высоко подпрыгнул, и точным ударом головы послал летунью в помойку.

Собачка приземлилась в пищевой бак, найдя в его лице новый дом (не знаю, как это правильно выразить по-русски; но вы поняли).

Жизнь в баке, (Вшивка произносила: в Баку), была сытно-курортная: пенсионерам в те поры ещё хватало пенсии, и жрачки было завались... За год она отъелась (увеличив свой вес в четыре раза) и похорошела; даже вши стали какими-то опрятными. Но не всё же жрать да спать – нужно общение, и у неё началась жировая депрессия со сползанием крыши.

Тогда она вылезла из помойки и пошла, качаясь, по двору.