- Вы мне блядство с агрессией не путайте! – всклокоченная нимфетка Леночка пыталась урезонить своего кавалера, пенсионера – вырожденца Григория Спиридоновича, - Ишь чего захотели.
Григорий Спиридонович всего то и хотел – присунуть Леночке в попку.
- Анальный секс – есть непотребство и похабное действо, - Леночку так учила мать, - В пизду дам, но ворошить гнездо не позволю.
- Но как же… Лена… уважь старика. Мне то и осталось в этой жизни одно. Ведь ни разу не пробовал, - Григорий Спиридонович давил на жалость, - Уважь, Лен. Я змеика своего к тебе в гнёздышко пущу.
- А хохо ни хохо, - Лена расстегнула лифчик и швырнула в лицо пенсионеру, - Так поебёмся, по обычному. Или вы забыли?
- Забыл, - Григорий Спиридоныч виновато заулыбался.
- Хорошая болезнь склероз, что тут скажешь, – Леночка развела руками, - Ничего не болит, и каждый день новости. Красота. Вы мне чего обещали?
- Обещал? Быть прилежным обещал, - Григорий Спиридоныч снял лифчик с головы и стал расстегивать пуговицы на рубахе, - И во всём тебя слушаться. Вот.
- А так какого настаиваете? – Лена сняла трусы и, вильнув пиздой, прыгнула в кровать, - Еще раз услышу, лишу наки, поняли?
Пенсионер, услышав про лишение наки, молча, наспех, разделся и больше уже не пиздел. Лег рядом с Леной и, закрыв глаза, стал ждать.
Семидесятипятилетнее тело Григория Спиридоныча давно утратило цветущий колор жизни, и всю его палитру составляли оттенки синего, зелёного,.. зелёного и синего. Леночку это обстоятельство не пугало, ибо была она девицей без предрассудков и если бы представилась возможность, не моргнув глазом, отсосала бы у Дракулы.
А вот хуй Григория Спиридоныча – совсем другое дело. « Великий как Ленин, железный как Сталин» - любил хвалиться пенсионер, - «Богатырь». Лелеял его Григорий Спиридоныч, ох лелеял.
- У вас всегда такой чепец был? – Лена удивлённо смотрела на орган Григория Спиридоныча, стремительно вырывающийся из копны седых лобковых волос, - В смысле, большой.
- Сколько себя помню, таким и был, - пенсионер открыл глаза, взял могучую плоть в руку и оголил залупу, - Меня из – за него из партии турнули.
- Как это? – спросила Лена.
- А вот так, - Григорий Спиридоныч приподнял голову от подушки, смерил взглядом дыбящийся член, - Я с товарищами поспорил, что на нём бюст Ленина удержу.
- Ого, - впечатлилась девица.
- Вот тебе и ого, - Григорий Спиридоныч тоскливо улыбнулся, - Не удержал я Ленина, проспорил. А партия не простила, то ли, потому что на Владимира Ильича посягнул, то ли, недостаточной пролетарской силой обладал. Поди их разбери.
- И не посадили? – Лена погладила залупу пенсионера.
- Не посадили, - успокоил её Григорий Спиридоныч и печально добавил - Но и по головке, как ты, не погладили.
- Бедненький вы мой, - Ленка плотнее прижалась к старику, - Давайте я вам отсосу, за Ленина отомщу, я умею.
- Отомсти, Леночка, отомсти, - Григорий Спиридоныч в предвкушении заворочался на кровати.
Утречком рано, часу этак в пятом, когда ясное солнышко еще не позолотило маковки наших святых церквей, досасывала Леночка хуй Григорию Спиридонычу, губа об головку, с придыхом.
- Мсти, Лена, мсти, - стонал старик, - кара уж близко. О – о – о – ох, бляяя, пресвятой Ильич, оооох, бляяя, преподобный Энгельс, ооох, ооох.
УОООХХ, - наконец то всё завершилось. Спиридоныч бешенным прыском разрядился в нёбо девицы. Славный отсос, воистину славный.

Выждав паузу, когда пенсионер перестанет трястись, выплюнув на пол сгусток спермы, Лена принялась пытать старика, - Вам понравилось, Григорий Спиридоныч, понравилось, отвечайте, ну же?
- Не то слово, барышня. Как – будто в партию вновь вступил, - давя лыбу, прохрипел новоиспечённый коммунист, - Рьяно вступил, активно, до помутнения в глазах.
- Честно? – не верила Ленка, - Отвечайте.
- Честно, - старик положил руку на сердце и сладострастно выдохнул, - Слава КПСС!
- Слава КПСС! – успокоилась девица.
- Слава КПСС! – повторил старик.
- Ну хватит уже, - отрезала Лена, и тоже, положив руку на сиську, торжественно сказала, - Оргазм и партия - едины!

И вот тут, надо сказать, с Григорием Спиридонычем случилась метаморфоза. Тело его выгнулось и затряслось, глаза округлились. Зелёновато – синяя гамма старческого телеса чудным образом стала меняться, как узор в детском калейдоскопе. Григорий Спиридоныч, попросту, начал интенсивно розоветь, а в оконцовке стал красным, как советский флаг. И что самое удивительное, на хую отчетливо выделялась пролетарская символика – серп и молот.
- Вот так чюдеса, - Лена присвистнула и испугано попятилась от Григория Спиридоныча, - Вам не хорошо, дедуля?
Григорий Спиридоныч ответил не сразу. Молча лежал некоторое время, но всё ж разомкнул губы.
- Мне хорошо, мне очень хорошо, - голос его был по могильному тих и пропитан жутью, - Мне ахуэнно…
- Да что с вами такое? – Лена не могла поверить происходящему, - Вызвать скорую?
- Не надо скорую, - пенсионер вцепился взглядом в аппетитную попку юной прелестницы, - Лучше готовься, сучка.
Лена, оторопев от такого тона, ожидая худшего, робко поинтересовалась, - К чему?
- К чему? Ты меня спрашиваешь к чему? В комсомол принимать буду, - алый Григорий Спиридоныч поднялся с кровати, взял в руку хуй и грозно потряс им, - По настоящему.
- Не надо, - Лена прижалась к стенке, осознав весь ужас происходящего, - Пожалуйста.

А было бы неплохо заметить, что Григорий Спиридоныч в таком виде являл собой зрелище запредельное, и был страшен, как Сталинский режим. Леночка же, испытанная всякими искушениями, в данный момент старалась держаться изо всех сил, но факт, представленный её взору, отдавался слабиной в ногах, и ей ничего не оставалось, как сесть на пол и ждать своей участи.
А Григорий Спиридоныч между тем перешёл к действиям. И для начала запел, как соловей.
- Комсомооольцы, добровооольцы, - заливисто беря ноты, он проследовал на кухню.
Кухня у пенсионера была до небрежности скромна: стол, стул, газовая плита и холодильник.
- Надо бы водочки по такому случаю, - пурпурный оборотень взял со стола початую поллитровку и вернулся в комнату, - Комсомооольцы, добровооольцы…
- Что пригорюнилась, сердешная, - Григорий Спиридоныч вынул из шкафа стакан, - Водку будешь, напиток пролетариев, как никак?
Лена не в силах ответить, покачала головой.
- Ну как знаешь, - старик налил до краёв, - А я, пожалуй, тяпну.

На улице просыпалось солнышко. Первый лучик нехотя пробивался сквозь годами немытое окно в квартиру Григория Спиридоныча, цеплялся за узоры на обоях, шевелил пожухшие листочки герани на подоконнике и вселял надежду в приунывшую девицу. «КУ КА РЕ КУ» - доносилось с окрестных дворов, - «КУ КА РЕ КУ».
- Ой, бля, - пенсионер выронил стакан, - Чего это?
По красному телу Григория Спиридоныча, в один миг, как ручейки, потекли синие пульсирующие вены, и паутиной стали обволакивать весь организм. Пенсионер, охваченный ужасом, подбежал к окну и задёрнул штору. Но было уже поздно. Солнечное утро вершило доброе.
Лена смотрела на адское представление, устроенное кроваво – синим старикашкой и, молилась, молилась, молилась. Григорий Спиридоныч танцевал бесновтый танец красных дьяволят и исчезал на глазах – улетучивался в неизвестное, как будто невидимая рука разматывала клубок из крови и плоти.
- Гааадыыы, - рычал он, потом резко менял голос и пищал, - Пощааадииитеее, гадыыы.
А потом всё кончилось. Быстро и незатейливо. От Григория Спиридоныча остался лёгкий дымок и запах коричневых испражнений. Пенсионер канул в лету вместе с эпохой.
- Ма ма, - рыдала Лена, - Ма ма.
Начиналось утро нового дня.