Фарфоровой чашкой разбили затылок,
Не думал я раньше, что есть кроме вилок
И ложки, а также огромные миски,
Тазы и конфеты, драже и ириски,
Всё это мелькнуло за доли секунды,
За время удара огромные груды
Ума пошатнулись и съехала крыша,
Вдруг миг ослепил меня стало потише,
Очнулся разбитый с жестокою болью,
А рядом та чашка, забрызгана кровью.
Затылок гудит и мой шёпот, как эхо,
Я улыбнулся, но мне не до смеха,
Ведь больно ужасно, я крови пугаюсь
Сейчас вот пойду с кем-нибудь поругаюсь,
Чтобы отвлечься от мыслей о чашке
И пусть говорят, что родился в рубашке
Могли и убить, а вот кто неизвестно,
Бросили просто, а я не в том месте
И время не то, как потом оказалось,
Видно судьба надо мной издевалась,
Я удивлён, тем не менее встал,
Ноги как ватные, я пошагал
С трудом и шатаясь, мой сдох мозжечок
И вдруг мне навстречу идёт мужичок,
Вспомнил я классика - почти с ноготок,
Я подхожу и вопрос ему в лоб:
-Откуда дровишки? Мать тебя чтоб!!!
Мужик удивился, чуть-чуть испугался,
А я, весь в крови, как убийца, шатался,
Он попытался, наверно, уйти:
-Парня какого-то лет двадцати...,-
Я произнёс без понятья зачем,
Понял, что крыша ушла насовсем,
Я сел на асфальт и подумал о маме,
О той, о которой писали стихами,
И в прозе писали, по-моему Горький,
Лермонтов, Пушкин, Толстой и не только.
Завыл и заплакал. Зачем? Почему?
Всё это нужно кому? Не пойму.
Зачем вы бросаете чашки по людям?
Да я же не злой, ничего вам не будет!
Вы только скажите развейте иллюзии,
Хотя подождите, я в полной контузии,
Кровь вытекает, сознание тоже
И понял я вдруг, что на свете дороже:
Жизнь моя, вот что хранить не мешало,
Но она, как на зло, меня тоже бросала.
-Стой, подожди! - я шепчу ей во след,
А она, повернувшись, ответила:"Нет!"
Ужасно! Трагедия! Что я наделал,
Я же детей ещё миру не сделал,
Дом не построил, берёз не сажал,
Выходит, что я свою жизнь прожигал?
Ах, так!? Тогда ладно, я встал и пошел,
Кровь заливала мне платья подол,
Не понял я сразу, откуда здесь платье,
Ведь я же мужик, чёрт возьми, без понятья!
Люди шарахались: "Гляньте, в крови!"
-Эй, парень, - я крикнул. - Врача позови!
Я осознал, что вернулось сознанье,
Суть положенья, вещей пониманье,
Сирены услышал, неужто за мной?
От счастья завыл я, прекрасный был вой!
Врачи заломали мне руки за спину,
При этом ещё обозвали скотиной,
Придурком, козлом и, по-мойму, ублюдком,
Я испугался и мне стало жутко:
-Я добрый, хороший - мне чашкой попали,
Вот видите - кровь, а вы сразу напали!
Я в жизни своей комара не убил,
А мух вообще всей душою любил,
Я даже могу вам про Сталина спеть
И, если хотите, то даже взлететь...
Я вдруг ощутил ягодицей укол,
Мгновение был разъярён, очень зол,
В глазах помутнело и боль отступила,
Я в сон провалился, о, как это мило!
Проснулся в бинтах в белой-белой палате,
Сестра в белоснежном, как стены, халате,
Мне говорит, будто я пострадал,
Что кризис ушёл, а точней, миновал.
Сказала ещё, что родился в рубашке,
Ведь выжил я после удара той чашки.
- А теперь, - говорит. - Ты к стене отвернись,
Тебя небольшой ожидает сюрприз.
Я отвернулся, она что-то взяла,
Из-под кровати, вернее, достала,
Таинственно так разрешила смотреть,
Увидев я вдруг захотел умереть:
Нагло смеясь, во весь рот улыбаясь,
Чашку держа,надо мной издеваясь.
- Выбрось! - кричу. -Ненавижу посуду!
А она, усмехаясь, сказала: -Не буду!
Вдруг размахнулась и бросила чашку,
Ей всё равно, что рождён я в рубашке...

Крови на стенах я не увидел,
В рай улетая, возненавидел:
Чашки, тарелки, вилки и ложки,
Даже кастрюли и миксер немножко...
18 сентября 1999 г.